ЕВГЕНИЙ ЛУМПОВ.
Есть такие кинорежиссеры, имена которых давно окружены ореолом культовости и иного положения дел уже даже не предполагается.
Между тем, культовые режиссеры тоже нет-нет да подводят, но говорить и писать об этом как-то неловко. Вроде как есть общее мнение, оно предано хранит инерцию любви и обожания и ревностно охраняет кумира от посягательства редких недовольных. Однако альтернативные мнения существуют. И вот одно из них.
Прошедший год был исключительно урожайным на невнятные премьеры корифеев. Наши корифеи – дело понятное – в кризис выживают, но ведь заерзали на тронах и голливудские мастодонты. Как примеры: Теренс Малик с его невразумительным «Рыцарем кубков», Вуди Аллен со средненьким «Иррациональным человеком», Гильермо Дель Торо с мутным «Багровым пиком», Роберт Земекис абсолютно посредственной «Прогулкой».
Список легко можно продолжать, но финал его все равно неожидан, ибо жирную точку разочарования в нем не поставил не кто иной, как сам Квентин Тарантино. Его «Омерзительная восьмерка» как и ожидалось, собирает кассу и армию очарованных, но если отбросить привычку восторгаться одним лишь именем, приходится признать – фильм не удался. Признавать это многим не просто. Далеко ходить не надо – я и сам с пеной у рта доказывал многим, что вестерн – это жанр в который Тарантино душу вложит и прошлогодний «Джанго освобожденный» добротное тому доказательство. Что именно вложил режиссер в итоге не ясно, но приходится констатировать – не то, и методично разбираться в том, за что мы всегда любили Квентина и чем он нам отплатил на восьмой раз.
В первую очередь это, конечно, герои. Со времен «Бешенных псов» каждый из них был яркой индивидуальностью, с нерассказанной, но очевидной интереснейшей предысторий, находящей отражение в манерах речи, пластике, характере. У восьмерки новоявленных героев этого нет. Она – самый плоский набор персонажей, когда-либо созданных режиссером. Словно картонные истуканы для фанатских фотосессий выглядят безликие герои Курта Рассела, Сэмюэля Л. Джексона, Тима Рота, Майкла Мэдсена, Дженнифер Джейсон Ли, Уолтона Гоггинса, Демиана Бишира и Брюса Дерна. Они едины в своей непривлекательности, но беспомощны на уровне элементарной харизмы. Вы ведь знаете, как это бывает – парень плохой, но все же вызывает симпатию, интерес, желание следить за ним самым внимательным образом. За героями «Омерзительной восьмерки» этого не замечено. Все они неприятные типы и не более того.
Отсюда недочет номер два – диалоги. Они всегда были визитной карточкой фильмов Тарантино, но на сей раз попросту превратились в болтовню растягивающую хронометраж. Это логично – невозможно построить интересную беседу между двумя неинтересными персонажами. Поэтому, в момент, когда действие фильма локализуется в доме, шатаемом снежной бурей, диалоги заменяются монологами, подчеркивающими омерзительность персонажей, но не добавляющими им, ни магнетизма, ни объема. «Когда несколько подлецов собираются в одном месте и начинают травить байки о своём прошлом ‒ пойди тут разберись, правда это или нет, ‒ с упоением рассказывает Тарантино журналистам, ‒ А вот если таких парней запереть где-то, чтобы снаружи бушевал снежный шторм, и дать им оружие, то будет интересно посмотреть, что из этого выйдет». Увы, интересно не вышло. Буря свое дело делала, оружие тоже, а вот владельцы оружия впечатлить не спешили. И не впечатлили. Разумеется, эта претензия не к актерам. Тарантино собрал любимчиков и загнал их в привычные амплуа. Будь их образы тонко продуманы, вышло бы здорово, но режиссер тесал картон топором – азартно, но не продуктивно.
Тоже можно сказать и о самой режиссуре. Третья грань, в которой Квентин был непревзойденным мастером – это смешение стилей и жанров. Оно работало у него почти всегда, но на сей раз дало осечку, а осечка, говоря языком вестерна – это ошибка смертельная. Разумеется, картину это не погубило – уж больно крепка фанатская вера в режиссерский стиль, ‒ но и на пользу, однозначно, не пошло. Жанры и стили, согласно заявке, смешивались под эгидой вестерна, однако ни самого вестерна, в его классическом исполнении, ни четких границ иных киноформ в «Омерзительной восьмерке» не прослеживается. Ее главная характеристика – размытость. Словно пресловутая метель разъела очертания и героев, и сюжетных перипетий и выдула из фильма все режиссерские «фишки». И дело тут не в делении повествования на главы, ни в ненужном закадровом тексте (начитанном самим Тарантино), а элементарно в том, что режиссер осознанно или не осознанно увел свое детище из вестерна, в откровенный стилизованный под вестерн грайндхаус – жанр не признающий логику, глубину, тонкость, а созданный исключительно на потребу ценителям бессмысленной резни. С этого ракурса герои «Омерзительной восьмерки» смотрятся как бомжи с дробовиками на диком западе.
Увы, и в грайндхаусе «Восьмерки» Тарантино наскреб лишь на звание «Почетного изобретателя велосипедов» и оттого, единственной отрадой, связанной с фильмом становится эксклюзивная музыка, написанная 87-летним Эннио Морриконе.
