«ДО КРАСНОЙ ДОРОЖКИ ДОПОЛЗАЮТ НЕ МНОГИЕ!»

ЕВГЕНИЙ ЛУМПОВ

Отгремели выпускные в ВУЗах, и Астана среди прочих профессионалов, получила нескольких режиссеров. О том, кто же они, эти новоиспеченные кинематографисты, чему обучены и, главное с чем теперь столкнутся, мне рассказала мастер курса, кинорежиссер Ася Сулеева.

‒ Ася Калиевна, на съемочной площадке вы известны как человек жесткий, дома – мягкий и добрый, а со студентами вы какая?

‒ Ты знаешь, все зависит от студентов! Каковы они – таков и ты. С курсом, который я только что выпустила, мне было интересно, их желания и посылы всецело были связаны с творчеством. Поэтому я ни одному из них никогда не мешала: хотели творить – вторили. Я всегда за эксперименты, за новые идеи. Как мастер я просила только яркие индивидуальные работы, и думаю, это было правильно, потому, что мои студенты должны идти дальше меня. Только в этом есть суть развития кино.

‒ Кроме работы над яркостью и индивидуальностью есть ведь еще и элементарная тяжелая практическая работа, не все же им сидеть и фантазировать?

‒ Конечно! Именно поэтому с практической стороны у них было очень много работы. Снимали они и клипы, и мелодрамы, и мистику, и комедии. Потому, что кино, оно разное, но самое плохое кино – стандартное. Я сразу им сказала: чтобы пять лет не пропали даром, будете делать все, будете ломать стандарты! И это позволяло мне увидеть, кто каким режиссером может быть. Многих, как например, Назию Назарбек, развивала та тема, с которой она пришла учиться.

 ‒ В тех, кто не дошел до финиша, вы тоже видели потенциал?

‒ Разумеется! Но все-таки наша профессия жесткая, жестокая, и требует, чтобы ты твердо стоял на ногах, если хочешь сделать то, что действительно твое. Ведь кино это же и нервы, и стрессы, и нехватка денег. Мне легко это преподавать, потому, что я все это прошла сама, но, увы, не у всех студентов хватает стойкости.

 ‒ И сколько же, если на чистоту, не устояли?

 ‒ Половина.

 ‒ Почему?

‒ Потому, что по-настоящему не хотели, и были в плену каких-то ложных представлений о том, что, дескать, режиссер – это красная дорожка, лавры и все такое. А до красной дорожки доползают не многие! Это ведь очень тяжело.

 ‒ Так что, выходит, самоуверенность подвела?

‒ Самоуверенность, лень и работа «на отвяжись». С такими был разговор короткий. Любимчиков у меня нет, и не было. Я всем им бросала вызов, мол, давай, докажи, что ты сильный! Сделай сильное кино, такое, чтобы вызывало интерес, не было таким, какое у нас сейчас снимается для кинотеатров. Это же преступление! Поэтому было у нас с ними по-разному, случалось, что и ругались не на шутку. Но тут лишь один критерий – творческая ты личность или нет. Если творческая, то ты все вынесешь, окрепнешь и устоишь.

 ‒ И сколько же, в конечном счете, устояло?

 ‒ Семеро.

 ‒ И все смогли сломать стандарты?

‒ Почти все. В этой семерке есть те, кто будет ломать их всегда, и те, кто будет делать стандарт, но стандарт качественный. Все, кто был на защите дипломных фильмов, признали, что работы сильные, но я, как мастер, уверена, они могли сделать еще сильнее.

 ‒ Как личности, они готовы к миру большого кино, к борьбе?

‒ Самое главное, что они умеют делать все. Поэтому они готовы. И потом, знаешь, они крепко попали на крючок под название «хорошее кино». С него просто так не сорвешься!

 ‒ Увы, наша индустрия, не предлагает никому делать «хорошее кино», она предлагает делать то кино, которое ей нужно, а это два разных вида кино.

 ‒ Согласна. Но, ведь зритель всегда идет в кино за чем-то новым, не только новым спецэффектом, но и новой эмоцией, новой мыслью. А это как раз то, что могут дать эти ребята.

 ‒ Вы бы пошли в кино на их дипломные фильмы?

 ‒ Да. Мне всегда было интересно знать, что делается в том деле, которым я сама занимаюсь.

 ‒ Астана – киношный город, в нем есть кино?

 ‒ Очень мало, крупицы. Все в Алматы. Но хорошего все равно мало и там. Поэтому я хочу, чтобы приходили новые люди в индустрию.

 ‒ Но вы бы хотели, чтобы они здесь поднимали целину или же в Алматы подались?

 ‒ А почему бы и не здесь?! Заметь, у нас все фильмы там снимаются, и когда смотришь, складывается впечатление, что Казахстан – это только юг. А ведь это не так! Да, здесь из-за погоды снимать сложнее, но ведь и в этом есть свой колорит!

 ‒ Что может сломать творческого человека?

‒ Много что! Нищета, несчастная любовь, отсутствие признание. Но все же истинное творчество часто живет вопреки. Я не говорю, что это правильно, но это так. Творческому человеку всегда будут нужны особые условия, но это никого не волнует. Будь у нас условия как у наших спортсменов, знаешь какие бы мы делали фильмы? Шикарные! Но, повторюсь, у нас профессия жесткая. Я это говорю как человек, работавший и на «Казахфильме» и на телевидении, и на частных студиях.

 ‒ Вы студентов учили, что режиссер – это профессия, или, что это образ жизни?

‒ Это все вместе!

 ‒ Но ведь когда все время снимаешь – жить некогда, а когда не живешь – негде брать опыт, который нужен фильмам. Где баланс?

‒ Все взаимосвязано: чем интенсивнее ты работаешь, тем интенсивнее меняется твоя жизнь, подбрасывая тебе все новые и новые мысли, события, знакомства, впечатления. Только так и достигается гармония, которая, в конечном счете, и помогает тебе создавать в кино твой собственный мир.

 ‒ Кино может быть неправильным?

‒ Конечно, и такого кино много. Оно стандартное, оно делается не искренне, у него фальшивая идея. Неправильное кино – не задевает тебя самого.

 ‒ Майкл Бэй снимает «Трансформиров» с упоением, а меж тем – это кино, не обремененное интеллектом, моралью и красотой.

 ‒ Такое кино тоже нужно! В первую очередь детям этого нового, технического века.

 ‒ Но мы ведь привыкли говорить, что коммерческое кино не может быть авторским, художественно ценным.

 ‒ Это заблуждение. Сделать плохое не оригинальное кино не хочет никто, ни один режиссер, в каком бы жанре он не работал. Ведь после плохой картины следующей может и не быть – на тебе поставят крест и забудут. К этому я тоже готовила своих ребят.

 ‒ Кто-нибудь из них пошел по вашим стопам, в документалистику?

 ‒ Пока нет. (Улыбается) Но по жизни им придется с этим столкнуться, и я готовила их к такой работе, учила их внимательно всматриваться в реальность. Лучшего художника, чем жизнь, не существует.

 ‒ Насколько фильмы ребят близки к реальной жизни сейчас?

‒ Трудно сказать обобщающе, но сейчас их работы ближе всего к их собственным реальностям. Это хорошо.

 ‒ Мне кажется, что игровое кино они сейчас делают лучше, чем документальное.

‒ Жизнь заставит! (смеется)

 ‒ Какое самое большое горе для режиссера?

‒ Разочароваться в себе, в профессии.

 ‒ А самое большое счастье?

 ‒ Не разочароваться! (Смеется)

 ‒ С чего начнете работу с новой мастерской?

‒ Буду снимать с них розовые очки, и заставлять читать и общаться.

‒ Чем придется пожертвовать человеку, решившему всерьез связать свою жизнь с режиссурой?

 ‒ А вот ничем не надо жертвовать! Нужно стремиться жить полноценной жизнью, быть отцом, матерью, другом. Кино – вещь субъективная, забыться может любой фильм, поэтому нужно просто уметь жить интересно.

 ‒ Ваши выпускники это умеют?

 ‒ В счастье, как в творчестве, нет никаких законов. Надеюсь, ребята научатся.

Фото автора