Куанышбек Жакпаров.
Режиссер-документалист Владимир Тюлькин, пожалуй, главный исследователь человека в казахстанском кино. При этом он и сам личность до конца не познанная, а потому интервью с ним – это всегда увлекательное путешествие в мир, где личное и профессиональное служат цели познать человеческую душу.
Владимир Викторович, скажите, почему вы выбрали стезю документального кино? Или вы считаете, что документалистика сама выбирает человека?
Я приходил к ней постепенно. Честно говоря, я с детства хотел стать физиком, но параллельно занимался искусством: в старших классах начал стихи писать, ходил в кружки, мы спектакли разыгрывали, но физика всё-таки привлекала больше и я решил после окончания школы поступать на физика. При этом папа у меня был военный и постоянно твердил, что надо поступать на военную специальность, потому что тогда военные хорошо получали. Я решил схитрить, мол, поеду поступать в военную академию, а поступлю на физика. В то время, военкомат оплачивал дорогу, если документы подаёшь на поступление в военную академию – думал, и родителям помогу сэкономить, и в физтех поступлю. Приехали туда с товарищем, конкурс был сумасшедший, но мы увлеклись и все экзамены сдали, поступили в результате. На втором курсе осознал, что не моё, но со второго курса был приказ министра обороны никого не отчислять – на первом жёстко фильтровали, а на втором нет. В направлении на медицинский осмотр, с помощью которого мне хотели «помочь отчислиться» было указано, я – шизофреник, но я был совершенно здоров. Кроме того, шизофреников на некоторые специальности не принимали, так что я не согласился, и меня отправили в армию на полгода, так как те полтора года считаются за службу. После армии отправился поступать в МГУ, всё-таки тяга к физике сидела ещё во мне. Но в то же время вернулся к стихам и думал что выбрать – физику или литературу? Всё-таки решил поступать на физика, но в МГУ не поступил – сочинение провалил. Но, меня приняли на второй курс Томского университета. Уже там начал ходить в литературное объединение, где собирались будущие поэты, читали свои стихи, и я втянулся. На четвёртом курсе понял, что физиком быть не хочу, хочу быть лириком. Было жалко времени, но хотел довести до конца физическое образование, потому что немного осталось, и перевёлся в КазГУ – родители переехали из Семипалатинска в Алматы. Стихи всё ещё писал и меня начали публиковать. Решил, что буду поступать в литературный институт. Я планировал поступить на вечернее, чтобы ещё и работать: днём ‒ работа, вечером – учёба. Работать хотел тоже в сфере, связанной с искусством, вроде театра, и начал работать осветителем на «Казахфильме». Им работал я три месяца, потом перевёлся на звукотехника. Тогда я познакомился со многими актёрами, режиссёрами, перешёл и стал звукооператором, а потом начал работать ассистентом режиссёра. Я начал интересоваться режиссурой и, в то же время, прошёл по творческому конкурсу в литературный институт. С другой стороны меня мой товарищ по киностудии тянул вместе поступать в Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии. Решиться и выбрать что-то одно не мог. В последний момент всё-таки выбрал режиссуру.
Как видите, это был долгий путь. Меня всегда привлекало игровое кино, но во время подготовки к дипломной работе, игровых единиц не осталось, и, чтобы защититься в тот год, пришлось снять документальную работу. Я её снял и на первом же фестивале она получила главный приз. Через три года после этого я поступил на высшие режиссёрские курсы к Григорию Чухраю. Он мне сказал, что «игровик» из меня не выйдет, и мне стоит заниматься документальными работами. Хотя, в этом я с ним не согласен и надо бы попробовать снять игровой фильм. Вот такой вот мой путь к документальному кино – длинный, но у всех прочих он тоже был долгим, как я позже выяснил. Документальное кино – моё призвание, потому что в процессе работы я получаю удовольствие, а это, я считаю, самое важное. Просто, сейчас стало всё сложнее снимать документальное кино, потому как оно никому и нигде не нужно. Кино, я так думаю, это – исследование жизни. Возможно, поэтому мне и физика раньше нравилась, однако если физика – это исследование законов природы, то кино исследует законы жизни.
Считаете ли вы, что беспристрастность – главная черта человека, решившего заниматься документальным кино?
Здесь надо исследовать объективно. Когда я увлекался физикой и начал читать теорию электричества Лоренца, там была такая фраза: «вопрошая самою природу». Физики вопрошают самою природу, исследуют её беспристрастно. Документалист должен изучать дух человека и должен быть абсолютно беспристрастным. Я своим студентам говорю, что они должны исследовать своего героя, даже если они всё про него знают и абстрагироваться от этих знаний. Первоочерёдным в документальном кино является исследование, а для него беспристрастность необходима. Надо называть всё своими именами, но надо общаться с людьми, похожими на тебя, иначе, если проявлять беспристрастность к человеку, с которым не можешь найти общий язык, ничего не получится. К сожалению, не все герои похожи на нас – люди ведь разные и иногда приходится что-то скрывать, называть всё своими именами не всегда уместно и правильно. Когда общаешься с подобным себе, всё проще и через исследование его, ты и себя исследуешь.
Интересуетесь ли вы судьбой своих персонажей спустя время после съёмки фильма?
Нет. Больно, конечно, но нет. Иногда бывает, что волей судьбы сталкиваюсь с некоторыми из них. С героем фильма «Буду защищаться сам» я столкнулся неожиданно, в автобусе – смотрю, вылитый Чванин, но молодой. Оказалось, что это его сын. Когда я снимаю фильм, я вместе с героями болею, но после этого отрезаю. Если они мной интересуются, я им отвечаю, помогаю немножко. Но посвящать жизнь решению их проблем и помощи им я не могу. Чем могу помогаю, но не более. Герои интересны мне пока я не сниму фильм – это плохо. Не знаю, почему так. Наверное, это как влюблённость – когда ты получил всё, что хотел тебе это больше бывает не нужно.
На ваш взгляд, как обстоят дела с современным казахстанским документальным кино?
Я открыл для себя одного документалиста – Каната Бейсекеева. Он, вроде бы и интересный, но неглубокий. Идёт по правильному пути, старается сам вникать и делать так, как ему нравится, но получается неглубоко – может быть, он и сам неглубокий человек, я особо не задумывался насчёт этого. Он делает живое кино, но довольно поверхностное. Его фильмы мне нравятся, потому что это – исследование, но не нравятся тем, что глубины не хватает. Проблема в том, что те, кто его смотрят, тоже люди неглубокие, но аудиторию свою он нашёл.
Есть Лумпов, он наиболее глубокие исследования проводит, но это тоже никому не нужно, потому что они интересны только таким же исследователям, как и он сам. Мои фильмы тоже неинтересны широкой публике, народу. Хотя, могу сказать, что некоторый интерес есть, ведь я исследую темы, затрагивающие всё человечество. Вот Сергея Дворцевого даже спустя долгое время откроют, потому что «Айка» прозвучала на очень высоком уровне.
Ещё Катя Суворова делает неплохо, но не настолько глубоко – здесь неоднозначно. Бейсекеев аудиторию свою нашёл, потому что делает поверхностное кино об интересных людях. Это ведь тоже немало. Он хорош для своего времени и делает кино, которое лично мне нравится. Больше я молодых документалистов, нравящихся мне, не встречал. Разве что, несколько моих студентов и некоторых режиссеров из России.
Как по-вашему, нужно ли вырезать сцены жестокости или стоит показывать всё так, как оно есть на самом деле, без купюр?
Это самый сложный вопрос. Надо показывать сцены жестокости, но художественно. Показывать не саму жестокость, а впечатление от неё. В фильме «Не про собак» не показана жестокость, не показано, как их убивают – жестокость показана отражённо, чтобы у человека было абсолютное впечатление, что он это видел. Я снимал всё подробно, но не показал этого. Когда показываешь художественно, это оказывает бОльший эффект, нежели когда натуралистично. Люди из-за этого на меня обижаются, будто я это показал, хотя на самом деле нет. Они убеждены в том, что видели – видимо, художественное впечатление более глубокое. Я снимаю, как всё происходит на самом деле, но щажу людей, которые смотрят. В принципе, это плохо, но я не могу закрыть глаза, пока не сниму. Мне важно всё снять, а уже потом я придумываю художественный приём, чтобы и впечатление осталось, и не совсем натурализм ушёл.
Чего вы стремитесь достичь, создавая свои работы? Какая общая идея за ними стоит?
Честно говоря, я хочу поменять мир и сделать его лучше. Хочется, чтобы люди, посмотрев мой фильм, стали добрее. Хотя, мне кажется, что они наоборот становятся злее. Здесь непонятно, выручаешь ты мир или хуже ему делаешь. Но, по крайней мере, желание такое, чтобы сделать его лучше. Вот, например, «13 километров»: показываю абсолютно доброго человека, маленького Иисуса Христа. Человека, который не запоминает конфликты – я думаю, жаль, что Серик (герой фильма) не встретился Достоевскому, потому как самая большая проблема его была в том, что он не мог представить кого-то вроде него в своё время. Но, он менее интересен для кино, потому что у него нет конфликтов. Я перешёл на другую грань и показал воплощение современного Иисуса. Он сеет зерна добра, но проблемные люди более интересны, на мой взгляд, потому что через них можно людей сделать лучше. Я делаю фильмы свои, прислушиваясь к своей душе, потому что искусство – интуитивно и основывается на душе человека. Кино – это искусство, но растянутое во времени. Нужно не забывать свои впечатления и передавать их, даже когда они не столь свежи – концентрировать их. Кино – это когда нужно и на эмоции воздействовать, и на мозги. Если только на что-то одно, то это плохой фильм.
Какое будущее, по вашему мнению, ждёт документалистику в Казахстане?
Я думаю, screen-life ‒ будущее документалистики в нашей стране. Хотя, я бы сказал, что документалистики в принципе. Со мной вёл переговоры представитель студии «Bazelevs» Тимура Бекмамбетова, чтобы сделать первый документальный фильм в таком формате. Тимур открыл нечто глубинное, заключающееся в том, что компьютеры воздействуют на нас, они меняют нашу суть. Это очень интересно и глубоко. Человеческое мышление меняется, люди придут к screen-life. Человек перестал выживать физически как животное, он выживает как нравственное существо. Нужно больше думать о нравственности, а не о выживании, потому что если человек как нравственное существо не выживет, то вымрет и как вид. Человек – существо страшное, но в то же время и великое. В нём надо разбираться, пытаться понять. Вопрос в том, как сделать фильм так, чтобы показать и страшное, и великое. При это главное, чтобы доброе в человеке побеждало.
