Болат Омар.
В этом году исполняется 30 лет со дня создания первой в Казахстане и третьей в СССР независимой киностудии. Я являюсь одним из участников этого события. Многие детали и даты за эти годы, конечно же, забылись, но что-то помнится до сих пор.
Началось все так. Где-то в конце февраля или начале марта 1988 года позвонил мой сокурсник кинорежиссер Максим Смагулов, попросил зайти к нему по очень важному делу. Мы жили в одном «киностудийном» доме, расположенном буквой «Г»: наша квартира располагалась со стороны ул. Панфилова, его ‒ со стороны ул. Маметовой. (Алматы – ред.) Я ответил, что занят ‒ делал в квартире ремонт, ‒ и прийти не смогу. Но он настаивал. Пришлось все бросить и идти.
У Макса сидел еще один режиссер, Мурат Ахметов. Дануте, жена Макса, готовила на кухне ужин.
Режиссер Макс Смагулов
Макс, как всегда, начал с ходу: «Давай создавать кооперативную киностудию!» Я, конечно же, опешил: «Какую кооперативную киностудию, Макс?»
Понять Макса и Мурата было можно. За полтора года до этих событий (осенью 1986 года, если мне не изменяет память) творческо-производственное объединение художественных фильмов (иначе ТПО-1) киностудии «Казахфильм» под веяниями нового времени (шел второй год «перестройки») разделилось на два творческих объединения: «Алем» («Мир») и «Мирас» («Наследие»). В «Алем», художественным руководителем которого стал Мурат Ауэзов, вошли молодые режиссеры Ермек Шинарбаев, Дарежан Омирбаев, Абай Карпыков, Амир Каракулов, Рашид Нугманов, Калыкбай Салыков. В «Мирасе» сплотились режиссеры постарше, «саксаулы», как я их называл, казахского кино Болат Шманов (сейчас Шарип), Дамир Манабаев, Сатыбалды Нарымбетов. Худруком стал Болат Шманов.
Соответственно, государственное финансирование было распределено поровну между этими двумя объединениями.
Целью «Алема», судя по его названию, было создание фильмов на современные темы, а целью «Мираса» ‒ историческое, самобытное казахское кино.
Остальным режиссерам, таким как Амангельды Тажбаев, Максим Смагулов, Мурат Ахметов, Аяган Шажимбаев, Едыге Болысбаев места в этих объединениях не нашлось. Так же, как и мне. Я в это время был в экспедиции на съемках фильма «Выше гор».
1982 год. Мой дебютный фильм «Дом под луной». Автор сценария — Смагул Елубаев, оператор-постановщик — Абильтай Кастеев, художник-постановщик — Идрис Карсакбаев. В главной роли — Досхан Жолжаксынов.
Подозреваю, что причиной деления одного объединения на два стало скрытое соперничество между режиссерами «старой» и «новой волны», желание разделить государственный финансовый «пирог» так, чтобы «саксаулам» не остаться без работы под натиском юного поколения.
***
В феврале 1987 года, когда мне пришла пора сдавать фильм, встал вопрос: худсовету какого объединения показывать свою работу? Фильм у меня охватывал период с двадцатых по восьмидесятые годы и потому не подходил под определение «современная тематика». Как «исторический» он тоже не «годился», так как выходил за рамки тех же двадцатых-тридцатых годов.
В конце концов решено было, что фильм посмотрят оба худсовета, но окончательное решение о дальнейшей его судьбе будет принимать «Мирас».
Надо сказать, что финансирование советского кино шло из Москвы через Госкино СССР. И все готовые фильмы отправлялись союзными госкомитетами в Госкино СССР по представлению художественных советов республиканских киностудий.
Государственный комитет СССР по кинематографии утверждал сценарии и решал, выпускать или не выпускать фильм в прокат и какую категорию ему присваивать. Фильмы третьей категории на всесоюзный экран не выходили, а прокатывались только в тех союзных республиках, в которых создавались.
Во время сдачи фильма, когда в сцене допроса лесника следователь встал из-за стола, а за его спиной обозначился портрет Сталина, режиссер Ермек Шинарбаев откровенно засмеялся ‒ и, действительно, кадр был слишком «открытым», «масляно-масляным». И была понятна радость молодого режиссера за мой «прокол».
На просмотре присутствовал главный редактор Госкино КазССР Булат Ильясович Габитов (Джансугуров). После просмотра, когда мы вышли во двор киностудии, он пожал мне руку и сказал: «Поздравляю! Это новое кино Казахстана!»
Пошли в двухпавильонный корпус, в комнату, где размещался «Мирас». Присутствовали Болат Шманов, Дамир Манабаев, Сатыбалды Нарымбетов, мой друг киновед Бауыржан Ногербек, Булат Габитов и, почему-то, режиссер документального кино Сергей Азимов.
Началось обсуждение. Точнее, не обсуждение, а полный разгром фильма. Первым слово взял Болат Шманов, за ним Дамир Манабаев. Что-то сказал и Сатыбалды Нарымбетов ‒ уже не помню, что именно они говорили ‒ так это было неожиданно для меня, но общим было то, что это не кино, а «черт-те знает что», и так снимать нельзя!
Помню, я ждал, что за меня заступится Булат Ильясович, ведь только что во дворе он жал мне руку!
Булат Ильясович промолчал.
Промолчал и мой друг Бауыржан.
Правда, через 25 лет, на открытии мемориальной доски оператору фильма Болату Сулееву в КазНУИ (Астана) Бауыржан сказал: «В свое время этот фильм был недооценен…» Спасибо, мой друг Бауыржан, хоть и за позднее, но какое-то признание…
Решением худсовета ТПО «Мирас» было ‒ фильм закрыть!
Я вышел с худсовета убитым. Размазанным по земле. Закопанным ниже ушей…
Директор киностудии Сламбек Таукелов передал фильм объединению «Алем». Председатель этого объединения Мурат Ауэзов подписал представление в Госкино СССР, и я улетел в Москву.
В Москве, после просмотра, редактор комитета также сказал что-то вроде того, что, кажется, начинается новое кино Казахстана. Фильм был принят на всесоюзный экран и даже удостоен всесоюзной премьеры на Центральном телевидении в День советского кино ‒ 27 августа. (Мой дебютный фильм 1983 года «Дом под луной», кстати, также был удостоен всесоюзной премьеры на Центральном телевидении, и тоже в День советского кино.)
1986 г. Мой второй фильм ‒ «Выше гор». Автор сценария ‒ Геннадий Бочаров, оператор-постановщик ‒ Болат Сулеев, второй оператор ‒ Сергей Энголи, художник-постановщик ‒ Александр Ророкин.
Эту историю с обсуждением фильма можно было бы забыть ‒ и не такое бывает на худсоветах! Но самое гнусное выявилось где-то через полгода, уже летом. Мне во дворе студии встретился один из ассистентов режиссера и сказал примерно следующее: «Болат, а ты знаешь, что они заранее сговорились завалить твой фильм, еще не видя его?».
Вот это был удар так удар!
Лет через двадцать в академии им. Т. Жургенова я подошел к Дамиру Манабаеву и спросил: «Дамир, это правда, что вы сговорились завалить фильм, не видя его?» И Дамир ответил: «Был грех»…
***
Именно поэтому, когда Макс с Муратом пригласили меня участвовать в создании кооперативной киностудии, я, понимая, что мне «не светит» работа в обоих объединениях, был практически готов принять эту идею. Но инерция мышления была настолько сильной, что им пришлось уговаривать меня чуть ли не месяц. «Как, ‒ говорил я, ‒ кооперативная киностудия в сфере идеологии? Да никто нам этого не разрешит!» Они мне отвечали: «Видеосалоны работают? Работают! Напрокат видеокассеты выдают? Выдают!». «Так это видеосалоны, показ фильмов, ‒ возражал я, а вы о производстве фильмов!».
Наверное, последним аргументом Макса, после которого я уверовал в идею кооперативной киностудии, было то, что он сказал: «Вспомни «Межрабпом-Русь»! Это была кооперативная киностудия!»
Для чего им нужен был я? Макс не умел составлять деловые бумаги, Мурат Ахметов тоже. Но Макс был обуреваем идеями! И их надо было как-то оформлять.
Первым делом раздобыли типовой устав кооператива и принялись добавлять в него свои пункты. Ругань, мат, дым коромыслом! Бедная Дана! Иногда и она встревала в наши дебаты, и почти всегда вставала на мою сторону ‒ отдельное ей спасибо за это! Но когда она поддерживала очередную «безумную» идею мужа, я понимал: женщина ошибаться не будет! И в свою очередь пытался убедить Мурата.
В один из дней, чувствуя, что проигрывает в спорах с нами: два голоса против его одного, Макс предложил пригласить к разработке идеи братьев Нугмановых ‒ Рашида и Мурата. Они пришли. Мы стали работать вместе. И даже написали манифест независимого кино, который опубликовали в журнале «Простор».
А 8 июня 1988 г. вышел закон «О кооперации в СССР». Это был неслыханный по щедрости закон! Кооперативы в первый год освобождались от налогов, во второй год платили, кажется, 2%, а начиная с третьего года ‒ всего 5%! В стране началось бурное развитие кооперативного движения.
Я переписал весь устав, сообразуясь с этим законом. Встал вопрос: как назовем нашу киностудию. «Кооперативная киностудия «КатАрсис!» ‒ заявил Макс (ударение поставил на второй слог). Мы с Муратом встали в дыбы: «Ты что, слишком претенциозно! Над нами смеяться будут! Давай что-нибудь поскромнее!» И еще: «Макс, не катАрсис, а кАтарсис!» Но он стоял на своем: «КатАрсис» и все! Пришлось соглашаться.
Возник второй вопрос: кого выберем председателем правления? Мурат не подойдет ‒ его никто не знает. Макс пугает окружающих своей внешностью, зачастую несдержан в поведении и может все испортить при регистрации ‒ тем более речь о кооперативной киностудии. Остановились на мне. Так я стал председателем правления.
Пошли утверждать в Госкино Казахской ССР. Заместитель председателя Госкино КазССР по финансам Марат Аронович Коваль почитал устав, удивился и сказал: «Какой юрист вам писал? Хороший устав!» «Я писал», ‒ скромно ответил я. Видя, что он не верит, добавил: «По закону о кооперации». Крыть ему было нечем.
Прошли утверждение в Госкино, подали в налоговую. Оттуда нас отправили в департамент по кооперативам (не помню его точного названия). В департаменте председатель долго нас мурыжил, не утверждал бумаг, пока мы не пошли в райком партии. Оттуда на департамент зыкнули, и нас тут же утвердили. Видимо, уже тогда существовали «откаты», и председатель департамента ждал, когда мы ему «дадим на лапу». Но мы были честные, хотя и не члены партии, а райком для таких дельцов, как председатель, действовал отрезвляюще!
Полное название студии звучало так: «Кооперативная киностудия «Катарсис». Сокращенно: ККСК «Катарсис».
Попросили помещение на «Казахфильме». Директор киностудии Сламбек Таукелов дал команду, и нам выделили комнату в производственно-лабораторном корпусе. На киностудии уже смеялись: «ККСК ‒ Каргалинский камвольно-суконный комбинат!»
Пошли по банкам ‒ просить на кино денег. Наивные, мы думали, что нас примут с распростертыми объятиями! Какой там! Везде отказ!
Мы приуныли. Студию создали, а на что жить, на что снимать кино?
В это время пришли операторы, которые работали на кинохронике (творческо-производственное объединение хроникально-документальных фильмов, или сокращенно ТПО-2). Сказали, что есть заказы на фильмы: такой-то колхоз отмечает юбилей, такому-то совхозу нужен фильм, такой-то завод тоже хочет представить себя на экранах. Снимая документальные фильмы, хроникеры мотались по всему Казахстану и бывали в самых отдаленных районах, поэтому неудивительно, что, рассказывая о нас, получали вопросы от местных руководителей, можем ли мы снимать фильмы об их хозяйствах.
И мы начали заключать договоры на производство этих фильмов. Заказы пошли лавиной!
В какой-то момент хроникеры поняли, что им необязательно работать на нас, и стали организовывать собственные студии. Но к тому моменту у нас уже появился задел, пошла зарплата и первые накопления.
Уже не помню хронологию событий, но братья Нугмановы, нацеленные на съемку игровых фильмов, видя, что с банками не получается, отошли от нас и впоследствии также создали свою студию. Возможно, им не нравилась атмосфера ругани, которая нет-нет, да случалась между мной, Максом и Муратом.
А в сентябре того же года Макс залетел в комнату необычайно взволнованный и прокричал: «Болат, поехали в банк, будем составлять договор на открытую кредитную линию! Нам дают 5 миллионов рублей!» В киностудии типовая сметная стоимость фильма средней постановочной сложности была 408 тысяч рублей. 5 миллионов рублей ‒ это 12 игровых фильмов!
Так мы заключили договор с «Интеринвестбанком» на 5 миллионов рублей. Как Максим договорился с этим банком? К сожалению, эту тайну он унес с собой…
***
Наконец-то мы смогли развернуться! Режиссер Едыге Болысбаев принес сценарий фильма «Ултуган». Нам он понравился, мы его запустили. Аяган Шажимбаев принес сценарий документального фильма «Алжир» об акмолинском лагере жен изменников родины, который не приняли в государственной киностудии ‒ мы его запустили. Узбекский режиссер Алишер Хамдамов привез очень хороший сценарий «Гарем Степана Гуслякова», который впоследствии и снял на наши деньги на базе Свердловской киностудии.
Мы заказали в отделе декоративно-технических сооружений большое табло, на котором разместили названия фильмов и график их производства. Сорок дорожек! Вся киностудия приходила смотреть на это табло, крутила у виска пальцем и жалела меня за то, что я связался с «безумным Максом».
Я же сидел за столом и сочинял тексты договоров с режиссерами, операторами, художниками, администраторами. В договор с режиссером-постановщиком я внес пункт о том, что правление кооперативной киностудии вправе рекомендовать съемочной группе сокращения, досъемки, пересъемки и перемонтаж. Мурат согласился с этим пунктом. Макса же этот пункт просто взбесил. «Почему рекомендовать? Правление обязано заставлять режиссера вносить изменения! ‒ кричал он, ‒ Мы должны добиваться от них высокохудожественных результатов!». «Макс, ‒ возражал я, ‒ Представь, ты снимешь фильм, а мы начнем тебя заставлять переделать то или это. Ты будешь согласен на это?». «Нет! ‒ кричал он, ‒ Я придумал эту студию и буду снимать так, как хочу!». «Почему же тогда ты хочешь других режиссеров обязать подчиняться нам?». Макс был вынужден согласиться оставить эту норму, но впоследствии, когда окончательно возглавил свою студию, все-таки убрал ее.
А в декабре 1988 года председатель Совета Министров СССР Николай Рыжков преподнес «подарок», который нанес сокрушительный удар по кооперативному движению в СССР. Вышло постановление Правительства, в котором запрещалась деятельность некоторых видов кооперативов, в том числе в кино!
Напрасно мы писали письма, летали «зондировать почву» в Москву. Пришлось перерегистрироваться в хозрасчетную киностудию (товарищество с ограниченной ответственностью). Теперь мы должны были платить налоги по полной.
Считаю, что, если бы не это дурацкое постановление, кооперативы не стали бы уходить в «тень», в СССР появился бы средний класс и СССР как государство не развалился бы. Яркий пример ‒ соседний Китай, который динамично развивается под руководством коммунистической партии, но с разрешённой и контролируемой частной собственностью.
Максим в очередной раз слетал в Москву и открыл при «Мосфильме» филиал «Катарсиса» во главе с режиссером Аркадием Кордоном (мы с ним учились во ВГИКе на параллельных курсах), и бухгалтером ‒ его женой. Задачей Кордона было находить хорошие сценарии и присылать их нам. Одним из первых продуктов, который он прислал, был «Футболист». Рядовой, ничем не примечательный сценарий. Я Максу сказал: «Нам будут скидывать сценарии, которые не прошли на «Мосфильме». Так же, как это было с «Казахфильмом». Но Макс почему-то непременно хотел запустить его в производство! Я отказался подписывать бумаги о приобретении сценария, а через полгода своим приказом и вовсе закрыл московский филиал, чтобы сократить лишние расходы. Ох, как это разозлило Макса!
Появившееся раньше нашей кооперативной киностудии экспериментальное творческое объединение «Ладья» (киностудия им. Горького) ‒ первое в СССР хозрасчетное кинообъединение ‒ сняло фильм «Воры в законе» и продавало копии по 30 тысяч рублей. Мурат слетал в Москву и договорился с руководством объединения взять копии по 27 тысяч. Вернулся, доложился перед нами. Я был «за», Макс встал против! А через месяца два он сам слетал в Москву и купил-таки 3 копии фильма… по 30 тысяч! Ругались мы долго. (К слову сказать, мы так и не прокатали этот фильм по Казахстану. Нам запретил это делать наш заклятый «друг» Марат Аронович Коваль ‒ заместитель председателя Госкино КазССР. Сказал, что если мы посмеем выйти на кинотеатры, он прикажет арестовать копии!)
***
Мы с Максом договорились, что все мои приказы о запуске без его визы будут недействительны. Он имел на это право ‒ идея создания студии была его, договоренность с банком была его, за полученные финансы отвечал он. А за расход финансов и погашение кредита должен был отвечать я. Поэтому я настоял на том, что могу налагать вето (не подписывать приказы) на проекты, которые считал нецелесообразными. Макса это сильно напрягало.
Дело дошло до того, что мы с Муратом поставили перед Максом условие: давай разделим «Катарсис» на три мастерские, деньги банка разделим поровну на три части и каждый будет отвечать за свою долю! Макс, естественно, был против.
Планы Максима были грандиозные! Он решил привлечь именитых режиссеров из других республик: кыргызов, таджиков, грузин, литовцев. Меня это пугало. «Макс, ‒ говорил я, ‒ как мы будем погашать кредит? Надо запускать зрительское кино!».
Режиссер Макс Смагулов
Но у Максима были, видимо, планы, в которые он меня не посвящал. У него, вероятно, была какая-то тайная договоренность с банкиром. Возможно, эта тайна была ‒ вкладывать деньги в долгосрочные художественные проекты, которые с годами будут расти в цене. И поэтому ему были нужны режиссеры ‒ призеры фестивалей, такие как таджик Бако Садыков, литовец Альгис Пуйпа и другие.
Я же продолжил поиски коммерческих сценариев. Их, к сожалению, не было. (Как, впрочем, нет и сейчас!)
В начале 1989 года Мурат познакомил меня со своим товарищем по ВГИКу ‒ сценаристом Володей Дегтяревым, который привез из Павлодара сценарий «Колодец Чингисхана». Тема была интересная, но драматургически не выстроенная, с расплывчатой идеей. Мы сценарий не приняли, но чувствовалось, что в Дегтяреве есть потенциал. Я спросил Володю (тогда еще на «вы»): «Можете мне написать сценарий, в котором действие происходило бы в течение одного дня, в одном месте, с небольшим количеством действующих лиц, и чтобы зритель от начала до конца сидел в напряжении?» Дегтярев ответил: «Могу».
‒ Сколько вам нужно времени? ‒ спросил я.
‒ Месяц.
‒ Хорошо, давайте встретимся через месяц.
Володя уехал в Павлодар. Через месяц он позвонил и попросил еще месяц. А потом привез сценарий «Рэкет по-среднеазиатски». Я прочитал его и погрустнел. Начало было хорошее, середина занимательная, а концовка ‒ увы, не удалась, не внушала оптимизма, все друг друга в финале перестреляли и точка. А я чутьем понимал, что нужен хэппи-энд. Так и этот сценарий лег на полку.
Мурат Ахметов нашел какие-то заказы по линии ЦК ЛКСМ и отделился от нас, создав свой общественный фонд. Он также выкупил у Дегтярева сценарий «Колодца Чингисхана». Но денег на фильм так и не нашел.
К лету 1989 года разногласия с Максом дошли до того, что я сказал ему: «Я запускаюсь на фильм по сценарию Дегтярева. Доработаю его с Володей в Ялте».
Почему в Ялте?
К сожалению, руководство киностудии решило повысить для хозрасчетных студий цены на услуги. Я пошел к директору киностудии и спросил: «Сламбек, что ты делаешь? Мы же уйдем на другие студии!» «Вы богатые, платите, ‒ ответил он. ‒ Хотите уходить ‒ уходите». И мы ушли. Стали запускать картины на «Кыргызфильме», на «Таджикфильме», на Свердловской киностудии. Я решил запускаться на «Ялта фильме».
Подготовил приказ о том, что назначаю Максима исполняющим обязанности председателя правления, и улетел. Уже в Ялте узнал, что Максим готовит новый устав, где председателем правления назначает себя. Я противиться не стал. Набивши руку на составлении бумаг, быстро написал устав хозрасчетной студии «Оркен-фильм», вернулся в Алма-Ату и сообщил Максиму о своем решении отделиться.
Максим принял мое решение с большим недовольством. Он хотел, чтобы я остался у него, но в качестве зама. Меня это не устраивало. Мы подготовили бумаги, и я забрал фильм в свою студию.
***
С этого момента наши пути разошлись.
Я снял свой фильм, продал его на двух всесоюзных кинорынках, погасил кредит и на полученную прибыль закупил собственное киносъемочное оборудование.
А в декабре 1991 года наступил развал Советского Союза, 2-го января 1992 года рубль был отпущен в свободное плавание, началась гиперинфляция, рубль стал стремительно дешеветь, банки и независимые киностудии банкротиться. В том числе и мой «Оркен-фильм».
Все над Максом смеялись, называли его «Безумный Макс». А он посмеивался и обзывал всех серостью. Прошло 30 лет, пройдет еще 30, всех нас забудут, а Макса будут помнить. Потому что он был безумным, ярким. Иным!
Фильмы «Катарсиса», снятые при Максиме Смагулове, сейчас хранятся в Белых Столбах, в Госфильмофонде России. Их количество превышает 50 названий.
Максим получил в России престижную премию имени Ханжонкова ‒ «Лучший продюсер стран СНГ».
Скончался «Безумный Макс» 13 февраля 2018 года. Вечная память человеку, создавшему первую независимую киностудию в Казахстане.
Что касается меня, то, поработав на независимой студии, я на всю жизнь остался приверженцем этой идеи. Спасибо Максиму, своим «безумством» сломавшему косное мышление окружающих. В том числе и мое…
Кинорежиссер, сценарист, независимый продюсер,
заслуженный деятель РК Болат Танзилулы Омар
Фотографии из личного архива Болата Омара и фотографа АО «Казахфильм» им. Ш. Айманова Рафата Бегишева.
Спасибо за такую статью. Мы были молоды и не знали этой истории. Знали Макса и его замечательную жену, детей. Светлая память Максу и другу нашему Антуану. Его сын был таким же безумным, честным и чистым.
Благодарим вас за отклик, Улжан!
Только сегодня по пути домой в машине вспоминал о Максе,рассказывал жене и брату о нем,человеке незаурядном и безусловно талантливом.Познакомился я с ним через моего самого близкого друга Болата Исмаилова,которого в Казахфильме называли Колдер.В честь героя Марлона Брандо в фильме Погоня.