АКБОТА БАЙКАДАНОВА.
В казахстанский прокат вышла российская картина «Викинг».
Фильм Андрея Кравчука начинает свое повествование с красивой цитаты великого Мао Цзэдуна: «История − это симптом, а диагноз − это мы», как бы претендуя на то, окажется глубокой, наполненной смыслом и философией картиной. Но на деле, «Викинг» ничто иное, как очередной красочно иллюстрированный, но неясный и нудный сборник тестов по Истории. Коробит прямая аналогия с «Игрой престолов», забавляет цитирование «Сияния» Кубрика в сцене с дверью – авторы хотя бы знают классику! Но что толку?
Стоит отметить техническую часть картины. Операторская работа поражает своим размахом и качеством (та же эпичная сцена с кораблями на холме или сказочный зимний лес). Здесь и замедленная съемка и коптер и рельсы и все, что душе угодно – только не всегда к месту и не всегда функционально. Все это будто «красиво ради красивости». Так же богато смотрятся бои с многочисленной массовкой и сцены трюков с конями. Однако какой бы потрясающей не была картинка, она, к сожалению, не спасает фильм от хаотичности повествования и проседания сценарной основы.
Быстрыми субтитрами зрителя вводят в историческую эпоху Киевской Руси 10 века, и завязка начинается с междоусобицы трех братьев, правивших тогда: князя Ярополка, (спровоцировавшего убийство своего брата Олега) и бастарда Владимира (младший брат), что решает отомстить, убив Ярополка и заодно и стать посредством этого князем. И вот здесь начинается театр абсурда!
Персонаж Владимира (Данила Козловский) выглядит рабом своего происхождения − тот факт, что он бастард, играет с ним злую шутку – его не принимают как Князя, и от того он словно ведет внутреннюю борьбу с самим собой, пытаясь всем что-то доказать. Только вот действия его, даже самые беспощадные, выглядят неясными, отчаянными, а то и вовсе нелогичными. Того самого признания он, собственно, решает добиться путем насилия и жестоких войн, но своими поступками вызывает больше не уважение, а скорее недоумение. Данила Козловский пытается наделить своего героя честью и достоинством, внешне облагородить его, но поступки идут в разрез созданному образу, поэтому князь Владимир как образ выглядит двусмысленным и распадающимся надвое. Вот Владимир раскрывает объятья навстречу своему брату Ярополку и когда тот, наивный и безоружный идет к нему, его убивают спрятавшиеся воины, а сам Владимир обнимает обмякшее тело брата и рыдает. Какая жалость, будто не он сам подстроил эту смерть?!. Главный герой то нерешительный, то вдруг мудрый полководец; то он идет в бой на Полоцк, разоряет его, жестоко насилует свою невесту Рогнеду на глазах у ее родителей, впоследствии зверски убивая их, то глядит на суженую преданным взглядом, обещает любить вечно и оставляет в живых ее младшего брата. Какое благородство!
У Рогнеды (персонаж Александры Бортич) по всей видимости Стокгольмский синдром, ведь она, не смотря на то, что Владимир убил ее близких (и будучи изначально против этого брака), ревнует своего насильника, сама пристает к нему, способствует детскому жертвоприношению ради лучшей судьбы князя и если пытается его убить, то не ради мести, а ради его же самого естественно.
Долгие непонятные взгляды Ирины (жены Ярополка) и Владимира также остаются малопонятными: то князь берет ее в плен, то отпускает ее, то она сама зачем-то ему помогает.
И все это время на заднем фоне бегает кучка непонятных антагонистов: подкупные варяги (напоминающие монголов) во главе с первым мстителем (верным воином покойного Ярополка), который возникает то тут, то там, пока продажные викинги сражаются в боях и убивают за драгоценности.
В конце случается покаяние Владимира, когда он на фоне росписи «Отца, сына и святого духа» коряво исповедуется в своих грехах и задушено рыдает, словно на него только сейчас накатило осознание того, что он сотворил. Сцена эта должна была стать кульминацией всего фильма, тем самым мгновением, которое переворачивает всю жизнь Князя, но смотрится она нелепо и не вызывает никакого отклика. Далее идет совершенно бестолковое, нарочито пафосное отпущение грехов: пастор, напоминающий Христа, зачем-то снова повторяет все слова Владимира, колдует со святой водой, от глотка которого князь сразу же обретает величие души, духовное прозрение, нравственность и превращается в Крестителя Руси. В фильме вообще тьма волшебных настоек, одна из них, например, дала князю магической силушки. Все упрощается до примитивных действий: Владимир, закрыв глаза, мечтает о том, как вся Русь принимает христианство, а наставник Свенельд aka закадровый голос aka Мефистофель (aka Максим Суханов) после недолгой борьбы на берегу моря, где в переливах волн утопает уходящее за горизонт солнце, решает навсегда покинуть своего князя, примкнувшего к Светлой стороне. Довольно романтичное прощание. В конечном итоге, великий и жестокий князь Владимир на экране выглядит унылым героем-неудачником.
В фильме совершенно не прорабатываются главные конфликты – их здесь как будто и нет, и вплоть до финала, остается неясным кто с кем борется, ради чего и зачем – просто одна длинная кровавая каша с перерывами на диалоги. И лишь в финале, раскрывается единственный конфликт, ради которого и было это двухчасовое представление – отсутствие Единого Бога в сердце Князя Владимира, что заставляет его обмывать руки в реках крови, совершать убийства, ибо он гонится незнамо зачем. Упрощая жанровые элементы сюжета, характер и причинность поступков героев, создатели фильма культивируют непонимание рассказанной истории и ключевых понятий героизма, и в итоге идея веры доводится до странного антигуманного посыла: неважно насколько жестоким был человек, ведь путь к Богу всегда тернист и лишь в его руках он найдет признание и прощение. Ведь принять Бога − значит стать героем.
Авторы в своем стремлении донести историческую и визуальную эпику до большинства зрителей, запутали весь сюжет и всю драматургию с нормальным человеческим посылом и в итоге «слили» всё в религиозную тематику. В этой упрощенной трансформации героя и сюжета – от униженного бастарда к неясному просветителю – отсутствует причинно-следственная связь, потому что история с божественной Анной (так и не показанной), которая и привела собственно фильм к его завязке, с крещением Руси, высосана из пальца.
СПОЙЛЕР:
На браслете, что оставил Владимиру берсерк, заморским языком выгравировано «Анна», только сам Владимир не знал этого, до тех пор, пока ему не перевела Ирина. Завязался диалог, из которого Владимир, веровавший в язычество и не знавший доселе христианства, узнал, что «Анна» − значит благодать, что Бог может быть един и всепрощаюй. И вот однажды, увидев на заморской тарелке (!) знакомое «Анна» он узнает, что она дочь Византийского царя и решает жениться на ней. Ведь по логике князя Владимира: где Анна, там должно быть и Всепрощающий Бог.
Бред.
