Загадка зрительской любви.

Акбота Байкаданова.

В мир современного казахского кинематографа пришли новые молодые люди ‒ Назия Назарбек и Мейрим Аргымбаева, выпускники КазНУИ, с дебютной картиной «Я люблю тебя, Акерке».

Фильм о том, как неравнодушные студенты боролись с тем, что им изначально было неподвластно, о том, как один человек и общая беда может вдохновить на подвиги.

Вообще, картины на тему молодых ребят, столкнувшихся с болезнью, было снято немало: «Спеши любить», «Сейчас самое время», «Виноваты звезды», «Хорошие дети не плачут» и др. Все они похожи друг на друга, они о влюбленных, о надежде и смерти, и фильм «Я люблю тебя, Акерке» не разорвал шаблонов, клише или стереотипов этого жанра, не стал исключением, но он полюбился зрителям. Попробуем разобраться, чем именно.

Для начала нужно прояснить, что же было в приоритете при создании этой картины. Художественная часть или история? Очевидно, что история ‒ не придуманная, искренняя история, которой хотели поделиться студенты.

Отсюда очевидное следствие: фильм сделан слабо. Актеры не только не проникаются своими ролями и не живут естественной жизнью своих образов, но и не отыгрывают всего эмоционального спектра изменений, которые должны происходить внутри них, после случившегося несчастья. Диалоги выглядят неловко, камера трясется при долгих планах, есть ошибки раскадровки при диалогах и монологах, музыки так много, словно смотришь нарезки из множества клипов, не естественная цветокоррекция. За всем поверить в любовные переживания главных героев никак невозможно, зритель просто принимает это за данность: двое гуляют и смотрят друг на друга под романтическую музыку = они влюбленные, потому что, как и многое другое в фильме, это передано штамповано. Благо есть красивые кадры родного города с «коптера», наконец-то хоть кто-то понял, что Астана ‒ это не один только левый берег.

Но, почему же, не смотря на откровенное проседание в актерской игре, драматургии и техническом решении каждый второй зритель все равно писал хороший отзыв об этом фильме? Из-за сердобольности? Уважения к больным? Из-за того, что фильм «основан на реальных событиях»? Возможно, но если отбросить цинизм кинокритиков и поглядеть более вдумчиво, то видно, что главная причина этой симпатии кроется даже не в посыле, а в феномене молодежного студенческого кино.

Студенческое кино всегда отличалось независимостью. Оно чаще всего не смотрит на маркетинг, моду и политику, оно погружается в души и выворачивает наизнанку то, что не безразлично его создателям. У каждого творца свои темы, но всех объединяет то, что они несмотря ни на что, живут желанием рассказать о чем-то важном, о том, что наполняет их. Режиссеры этой картины поделились не столько историей, сколько своим отношением к жизни и воспели такие вечные ценности, как студенческая дружба, любовь, добро и сила искусства. Если университет ‒ это город-мечта Омелас, как в романе Урсулы ле Гуин, где у всех все хорошо и все смеются и радуются жизни, то «слезинкой ребенка» становится Акерке. И это не утопия, здесь не будет «жили они долго и счастливо», здесь как в романе Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы» мир снова допускает страдание невинных детей ‒ несправедливость, ахинею жизни, ведь «без ее, говорят, и пробыть бы не мог, человек на земле, ибо не познал бы добра и зла. Для чего познавать это чертово добро и зло, когда это столько стоит?». И Назия, вместе с друзьями, становятся теми самыми «уходящими из Омелеса», кто захотел бороться за жизнь своей подруги, кто вышел в мир и сражался за жизнь искусством: от песен в переходе до фильма в кинотеатрах. В мире легкомыслия и пренебрежения, поступок этот ребят выглядит вдохновляющим. Ведь вдохновить могут лишь те люди, которые что-то делают. Монолог Назии о том, что «не нужно сдаваться», возможно, единственный, искренне исполненный монолог, потому что в нем весь посыл фильма. Отмечу заодно и авторские песни ‒ живут еще композиции, которые не только ради славы, денег и застолья, но ради памяти ‒ искренние и пережитые сердцем.

Зритель хочет искренности и подвигов, ради них он готов прощать несовершенства картины, оставляя их на суд кинокритиков. Ему нужно верить в чудо, желать, чтобы мир был добрее ‒ этого не хватает человечеству, и картина дает ту самую надежду на то, что не все еще потеряно. Этот фильм одновременно и «черный» ‒ он о смерти, и злободневный ‒ в нем есть актуальность общественной проблематики, и одновременно семейный. В картине «Я люблю тебя, Акерке» публика нашла то, что искала: отсутствие скабрезности вкупе с семейной атмосферой. И дело не только в этом. В то время как общая масса казахского кино погрязает в заимствовании, клонировании, сводится к расчету на неразвитый эстетический вкус зрителей, оперирует сенсационностью, беспроигрышным «если на казахском языке, то никто не будет ругаться», и развивается в техническом плане, но деградирует в плане идеи и посыла, студенческое кино, несмотря на явное отсутствие художественных достоинств и нехватку творческого опыта, становится глотком свежего воздуха. Оно остается самим собой, «святой простотой» ‒ немножко глупой, наивной и не опытной, но чистой и непорочной. Молодежь пробует ‒ и это уже большая храбрость и даже, наверное, наглость в глазах засидевшихся мэтров казахского киномира, которые слишком строго судят, позабыв, что мастерство приходит с опытом.