ЕВГЕНИЙ ЛУМПОВ.
Каждый раз, сталкиваясь с новым европейским кино, опасаешься: а друг оно снова замкнуто исключительно на своих темах, вдруг оно в очередной раз рефлексирует по поводу сугубо европейских тенденций.
Ждешь от него философской глубины и гуманистического посыла открытого всякому, но опасаешься подвоха. И не зря. Европейское кино уже давно стало искусством в себе и потому все больше и больше исчерпывается и повторяется. За примером можно сходить на премьеру нового фильма Пола Верховена «Она».
Вообще не понятно, кто и чего ожидал от этого режиссера сверхнового. С тех пор, как завершился голландский период его творчества, он снял лишь один вразумительный триллер – «Основной инстинкт» и канул в небытие. Теперь он вернулся в лоно европейского кинематографа, но, очевидно, уже не для того, чтобы удивить, а для того, чтобы повториться.
«Она» ‒ типичный европейский триллер, в котором главная сюжетная линия поиска насильника здорово размазана второстепенными перипетиями, в которых нам щедро демонстрируются, спроецированные на главную героиню, разного рода девиации человеческих взаимоотношений. По большей части, разумеется, сексуальные – это же Верховен. Состоятельная парижанка Мишель окружена всеми возможными видами странного человеческого существования: ее престарелая мать спит с молодым альфонсом, недалекий сын-подкаблучник нянчит чернокожего ребенка своей девушки, бывший муж-неврастеник исправно пичкает ее информацией о своей новой любовнице и так далее. При этом сама Мишель тоже не божий одуванчик: она спит с мужем своей лучшей подруги, с которой тоже когда-то спала и в тайне мечтает, найти своего насильника. При этом создатели фильма настойчиво убеждают нас, что это не бытие определило сознание Мишель, а детская травма, связанная с осознанием того, что ее отец убийца-психопат.
Причина, мягко говоря, слабая, тем более, что и линия отца остается не развитой и история пережитого в детстве нам никак не раскрывается. Складывается ощущение, что героиня просто поняла, какой папа плохой и решила: «Вот вырасту, стану извращенкой». Конечно, откровенных извращений в жизни Мишель нет, но и нормой ее поведение тоже назвать сложно. Именно этот диссонанс, а никак не якобы детективная линия, перовое время держат внимание зрителя. Но как только приходит осознание странности героини, фильм становится унылым зрелищем, в котором женщина, которой абсолютно безразлично почти все происходящее вокруг, просто живет в окружении отклонений. К тому же, сценарий благополучно «сливает» нам главного обидчика, и все ради того, чтобы мы продолжили наблюдать за его нездоровыми отношениями с бедняжкой Мишель.
Стилистически (камера, монтаж, музыка) фильм снят как триллер 80-х, с той лишь разницей, что тона его более приглушенные, герои менее колоритные, а главная загадка раскрывается раньше времени. Основной воз психологизма тянет на себе блистательная Изабель Юппер, и только она делает героиню хоть сколько-то занимательной. Ее холодная отстраненность, подавленная сексуальность и какая-то латентная тяга к самоистязаниям заставляют верить в происходящее. Верить, но никак не наслаждаться. Фильм настолько пересыщен разного рода деформациями человеческого поведения, что разобрать его «по косточкам» под силу было бы разве что Зигмунду Фрейду, и то не факт, что все показанное состыковалось бы с его теориями. К тому же Верховен здорово повторяется, что априори обесценивает картину и на корню убивает желание ее анализировать. Пребывая в забвении с того самого «Основного инстинкта», он решил на этот раз смешать божий дар с яичницей и бросил одержимую сексуальными демонами фам-фаталь в горнило европейской терпимости и эры победившего феминизма. Оттого перед нами уже не роковая красотка, способная активно вершить свою судьбу, но терпеливая леди-босс, настолько жестко самоутвердившаяся в мире бесхребетных мужчин, что сломать себя и почувствовать живой она может лишь в столкновении с откровенной жестокостью сильного пола: отцом-убийцей и вожделенным насильником.
Безусловно, за всем этим стоят реальные явления жизни, и совершенно неразумно отрицать подобный фундамент, но проблема фильма в том, что он подает все через чур концентрированно. Все эти девиации так плотно подогнаны друг к другу, что между ними нет воздуха, нет разрядки, но что еще хуже – нет альтернативы. Желая в очередной раз бросить перчатку в лицо буржуазному обществу, режиссер забывает, что неплохо бы дать зрителю пример для сравнения. В фильме нет нормальных персонажей, нет ориентиров, а значит и всю эту сатирическую метафору можно прочесть лишь в плоскости домыслов. И то лишь ради того, чтобы хоть как-то оправдать сотни хвалебных отзывов критиков, Канны и прочую информационную шелуху больше распиаривающую фильм, нежели анализирующую его. Вспомните «Скромное обаяние буржуазии» Бунюэля, и вы поймете, о чем идет речь. Без возможности увидеть обратную сторону медали «Она» ‒ это одно большое испытание вашей толерантности, каждую минуту вопрошающее: «А вы готовы принять это? А вы готовы принять вот такое?». Может как люди, всеми силами старающиеся доказать миру свою цивилизованность, мы и можем сделать вид, что принимаем, но вот как кинозрители мы этого делать совсем не обязаны.
