ЕВГЕНИЙ ЛУМПОВ.
Исторические фильмы – отличный индикатор положения дел в киноиндустрии.
1 декабря, естественно по поводу, как грибы после дождя повылазили на свет фильмы о нашем историческом прошлом. В большей массе документальные (якобы), но затесалась меж ними и парочка игровых. И поскольку их поход на наши кинотеатры уже начался, стоит разобраться с ними незамедлительно.
Заложник штампов.
Первую работу явил на суд общественности жизнеописатель юного аккордеониста, мэтр Сатыбалды Нарымбетов. Общественность, за редким исключением, судить его почему-то не стала, хотя главный вопрос фильма звучит так: «Кто вы сэр, и что вы сделали с настоящим Нарымбетовым?!». Редкое исключение, именуемое трезвомыслящей критикой, (а в иных кругах «врагом отечественного кино и «ваще» не патриотом») с первых же кадров осознало, что от былого стиля мастера в новоиспеченном «Аманате» не осталось и следа.
Фильм о трагической судьбе ученого Бекмаханова должен был быть как минимум не слабее «Мустафы Шокая», который тоже особой виртуозностью киноязыка не отличался и был проходным байопиком с массой шераховатостей. Однако на фоне «Аманата» он сегодня выглядит объективно более цельным и оригинальным. «Аманат» же как лоскутная корпешка соткан из посредственной актерской игры, номинальной операторской работы, дешевого символизма и абсолютно провальной режиссуры. Пойдем по порядку.
Главные роли в картине исполнили Берик Айтжанов (Бекмаханов), Карлыгаш Мухамеджанова (жена его), Санжар Мадиев (ясное дело – Кенесары) и Азиз Бейшеналиев (злой и хитрый КГБшник). И только к игре последнего нет претензий, что впрочем, никак не делает его персонаж более интересным и менее мистифицированным. Все остальные товарищи играют либо утрированно и без огонька, как Айтжанов, либо не играют вовсе, как Мухамеджанова и Мадиев. И ведь стопроцентной претензии к ним не предъявишь – за сценарий, а стало быть, и за проработку персонажей отвечал все тот же Нарымбетов. Вышло крайне невнятно. Вроде краеугольным камнем фильма должен был стать многострадальный труд Бекмаханова, но, ни мук научного творчества, ни поиска истины и корпения над фолиантами в фильме нет. Вместо этого ученый кружит в танце розовощеких барышень, гоняет чаи с плюшками и как-то невзначай защищает диссертацию. Ему за это ручка от Сатпаева, а нам недоумение – где работа ума и сердца? Супруга его молодые годы не отыгрывает вовсе, а старость отыгрывает крайне карикатурно, что подчеркивается посредственным гримом, позаимствованным их плохих сериалов.
И, наверное, если бы все эти потуги снимались мастерской операторской рукой, было бы вдвойне обиднее. Но тут как раз обошлось. Оператор-постановщик Искандер Нарымбетов и его второй пилот Александр Плотников ограничились стандартным набором из серии «наезд-отъезд» и ничего высокохудожественного миру не явили. Подумаешь, лицо разрезается кадром аккурат по центру зрачка – на балансе фильма ведь висит сам Эрве Шнайд, он «Амели» смонтировал. Еще летом Нарымбетов с придыханием рассказывал о том, как здорово, что весь монтаж фильма свален на знаменитого шведа. Помнится, Милош Форман тоже продюссировал «Кочевника», а что в итоге? Понятно, что Нарымбетов не из тех режиссеров, кто ревностно сам монтирует свои фильмы, но вот так отпускать на волю свое детище – это немного опрометчиво. Да, Шнайд большой мастер, но ведь была в биографии Нарымбетова и Светлана Ниясова, смонтировавшая и «Омпу», и «Жизнеописание», стало быть, есть монтажники и своем отечестве, но нет – режиссер хотел, чтобы детище получилось европейским. Вопрос «Зачем» оставим на его совести и констатируем – не получилось. Ни монтаж, ни тщедушный символизм картины (вроде яблока в постельной сцене или влюбленных, разделенных замерзшим стеклом) не способны сделать европейским то, что очень здорово походит на советское. Серьезно, фильм выглядит так, будто современное оборудование чудом оказалось на «Мосфильме» 60-х. Только все поменялось местами. Теперь великое все, что наше, казахстанское и, следовательно, подаваться должно исключительно в этом ключе. И не важно, сколько штампов при этом придется повторить. Помните, как часто в советском кино какой-нибудь председатель колхоза выходил в поле, смотрел из-под руки на посевы, колосок пальцами мял? Так вот с такой же частотой ханы и батыра «Казахфильма» принимают позу роденовского мыслителя и, нахмурив брови, нюхают драгоценные камни в своих перстнях, думая о судьбе отечества. Якобы. «Аманат» не исключение и его главный нюхач – Кенесары показан настолько убого в плане характера, что создается впечатление, будто он лично обидел режиссера. Он лишь толкает пафосные речи и убивает врагов. Ни глубины, ни цели. Апофеозом неуважения к полководцу стал последний эпизод с его участием, где благодаря операторам он больше походит на Супермена, нежели на героя освободительного движения.
О количестве исторических фактов притянутых за уши пусть судят историки, однако ляпы в фильме есть и они режут глаз (точно по центру зрачка, видимо). Джинсы типа Levi’s конечно с 1856 года производятся, но вот откуда они взялись в 1968 году у нищего журналиста, живущего с беременной женой в съемной комнате старой избы – не понятно. Равно как непонятно и то, как мастер Нарымбетов сумел забыть все свои прошлые режиссерские удачи и пойти на поводу у всего чуждого и антикиношного. Досадно.
Слуга фактуры.
Вторая премьера более смотрибельна, но только лишь плане актерской игры. «Кунанбай» Досхана Жолжаксынова – продолжение его пути в большую режиссуру через очень-очень традиционное кино. Главную роль – роль отца великого Абая Жолжаксынов по-михалковски доверил себе, и, в общем-то, не прогадал – сыграл достойно, хотя персонажу откровенно не хватало красок в характере и большую часть времени он демонстрировал лишь сконцентрированное напряжение и сублимированную озлобленность. Понятное дело, Кунанбай был человеком суровым – судья как-никак и как судья он по исполнению идеален, но ведь он при этом еще и человек. И вот человеческих качеств персонажу как раз и не хватает. А между тем на сочетании их противоречивости, так хорошо прописанной тем же Ауэзовым, можно было построить роскошный образ.
Но это не главный огрех сценария. Главный – монолитность и тяжеловесность повествования. Девяносто процентов экранного времени персонажи разговаривают друг с другом, и если вы думаете, что это круто, значит, вы никогда не смотрели «Кофе и сигареты» Джармуша или хотя бы «Вечерний экспресс «Сансет Лимитед» Джонса. Картинам разговорного жанра нужна мощнейшая драматургия сродни драматургии пьес Чехова и Капоте. Актер Жолжаксынов и писатель Таласбек Асемкулов такой уровень не потянули. Разговоры персонажей за редким исключением никак не двигают действие фильма и вкупе с бесхитростной работой оператора Рифката Ибрагимова создают почти клаустрофобную камерность. А в случае с разговорным жанром на динамику должны работать либо диалоги, либо атмосфера, в противном случае картина задохнется в себе. Что и происходит с «Кунанбаем».
Усугубляет положение и то, что Жолжаксынов, как ярый адепт формы продолжает свои поиски в области избыточной визуальности. Он показывает много, рисует крупными яркими мазками, если хотите, но новизны киноязыка в этом нет, да и в целом повествование страдает. Если в дебютной картине «Биржан Сал» пестрота палитры хоть как-то разбавлялась пространством и звуком, то «Кунанбаю» на этот счет совсем не повезло. Степь в наших фильмах всегда объект вербального восхваления, но никогда не живая материя и уж тем более не соучастник происходящего. Переполненное многочисленными обрядами, показанными в фильме, внешнее пространство «Кунанбая» номинально и несостоятельно. Куда сильнее действует пространство внутреннее – юрты, например, но и оно дискредитируется сутью и неумелой подачей пресловутых диалогов. Главный упрек в этом ключе – сцене совещания о судьбе преступников, которая выглядит словно фильм в фильме. «Человек двадцать разгневанных агашек» ‒ неловкий реверанс картине Сидни Люмета «12 разгневанных мужчин», хотя скорее даже ее бледной копии – михалковской картине «12». Не получилось у Жолжаксынова создать настоящего напряжения и придать сцене полновесной значимости. Главной так и осталась фактура лиц и ковров.
Что же до пресловутых обрядов, то они, однозначно, показаны с большим неравнодушием, но смысловой нагрузки все же лишены. Четкую связь с происходящим имеет лишь сцена казни, а все остальные – любование – похвальное, но не обязательное. Все-таки это игровое кино, а не передача из цикла «Открывая Казахстан». И это не последний камень в огород режиссуры.
Кунанбай Оскенбаев – был видным политиком и дипломатом, построил мечеть в Каркаралинске, обуздал недоброжелателей, до поры сотрудничал с российскими имперскими властями. Но наше кино всегда купирует биографии аккурат до гонений со стороны верховной власти. Даже отношения с сыном остались в «Кунанбае» не у дел. Нельзя отрицать, что фильм – хорошая попытка создать полноценный внятный образ из прошлого, и он куда более таковой, нежели многие его коллеги-кинообразы последних лет, однако иллюстративность наших исторических фильмов продолжает доминировать над осмысленностью и художественностью, а следовательно, продолжает тешить отдельные самолюбия и двигаться в тупик.
