ЕВГЕНИЙ ЛУМПОВ.
От экранизаций романов Томаса Харди чудес ждать глупо – уж больно специфическая литература. Однако когда за дело берется примечательный режиссер вроде Томаса Винтерберга, у проекта появляется шанс. Но не в этот раз…
Фильм «Вдали от обезумевшей толпы» вызывал скепсис с самого начала. Мастер психологического реализма Винтерберг до этого принципиально занимался лишь тем, что погружал своих героев в самые пучины душевных мук и тотального социального прессинга. Чего стоит одна только «Дорогая Венди», снятая по сценарию недодиагностированного психопата Фон Триера. И вдруг Харди! – любитель пучин исключительно шовинистских, в каждом романе приговаривающий: «мучайся, мучайся глупая женщина, коль не хочешь мужскую силу признавать». «Вдали…» − та же самая песня. И что по логике должен сделать Винтерберг? Правильно – усилить драматизм падения, глубину осознания и яркость просветления. А что сделал он? – Ничего. Батшиба Эвердин в его прочтении на столько иррациональный тугодум, что невольно возникает вопрос: как на нее вообще могли запасть три разумных мужика? Героиня – краеугольный камень повествования. Ее фигура цементирует все перипетии. Соответственно и следить нам должно хотеться именно за ней. А не хочется! Раздражает. Отчасти, вероятно, это связано с невыразительной игрой Кэри Милиган, но если верить словам режиссера, то от ее и только ее видел исполнительницей главной роли уже на этапе чтения сценария.
Стало быть, у режиссера было некое собственное виденье. Тогда где же оно? Пресловутый психологизм прослеживается лишь в паре сцен, а если конкретнее, то в сцене у гроба возлюбленной сержанта Троя (он и ее Миллиган провалила, разрыдавшись как нимфетка на премьере «Титаника»), но более всего в сцене с убийством собаки. Эпизод задает в самом начале фильма тот самый Винтерберговский тон, который улетучивается в следующие 15-20 минут. Что примечательно – мужские роли исполнены отлично. Особенно порадовал малознакомый взору Маттиас Шонартс. И это не шовинистское следование заповедям Харди, просто женский персонаж реально вышел невыразительным, а на фоне сан-анрдесных разломов драматургии – невыразительным вдвойне. Но по этой части не лишним было бы со сценариста спросить. Дэвид Николлс трудился над этой адаптацией чуть ли не десять лет и видимо глаз его основательно «замылился»: увлекаясь детализацией отдельных сцен, он порой напрочь забывает о целостности повествования. Это порождает не один вопрос. Например, когда Болдвуд из самого учтивого и деликатного мужчины превращается в безумного почти сумасшедшего ревнивца? Если это попытка Винтерберга явить нам свой конек-психолигизм, то она провальна именно по причине своей спонтанности: конец Болдвуда предсказуем и от того не столь интересен, как хотелось бы. Еще вопрос к тандему Николлс-Винтерберг: когда сержант Трой, с глазами полными слез радости и боли ждавший у алтаря возлюбленную стал законченным прощелыгой и альфонсом? Герои они, конечно, вдали от обезумевшей толпы, но уж как-то совершенно изолированы от нее, друг от друга, от логики. А ведь экранизация – не дословное цитирование романа. Винтерберг сам оговорился – фильм снят по мотивам романа. Почему же тогда нельзя было, отступив от написанного, спасти хотя бы финал фильма и дать Оуку уйти в рассвет, оставив строптивую дамочку расплачиваться за свой норов в одиночестве? Это бы хоть как-то подсолило пресную картину. А так, в час по чайной ложке дегтя подливает лишь полулогичный персонаж Тома Стёрриджа (сержант) – он едва ли не единственный источник перипетий сюжета.
Спрашивается, на что же два часа смотреть? Создатели намекают, что на картинку, ибо почти две трети фильма – пасторальные пейзажи, на фоне которых иногда разворачиваются, а иногда и не разворачиваются события. Весьма вероятно, что фильм низвели до заурядного не столько режиссер со сценаристом, сколько главный заказчик – студия ВВС. Кроме шуток: в фильме то и дело демонстрируются упитанные гусеницы, крадущиеся к аппетитным яблокам, львиную долю повествования занимает эпизод с отравлением и спасением овец, а роль привычного для документальных фильмов закадрового текста выполняет подружка Лидди. Она как птица секретарь выдает досье на каждого потенциального ухажера и исправно комментирует происходящее. Никакой судьбоносной функции у нее, естественно нет. Все эти «би-би-сишные» штучки подкрепляются безупречной операторской работой Шарлотты Брюус Кристенсен: всякая индивидуальность или работа на глубину происходящего отброшено в угоду педантичному исполнительскому мастерству. Вышло красиво, но открыточно, как собственно и весь фильм. Зритель узнает все, о крестьянском хозяйстве викторианской Англии и ничего о том, как трудно хрупкой молодой женщине брать на себя мужскую ношу или о ток как невыносимо любить такую взбалмошную особу.
Итог очевиден − Винтерберг оказался в позиции Дон Кихота и был вынужден безрезультатно сражаться с ветряными мельницами ВВС. Сделал что смог, но для хорошего фильма этого оказалось до обидного мало.
