ЗЕРКАЛА

АЛЕКСАНДРА ПОРШНЕВА.

Кино молодых. Какое оно? Как правило, после него в тесте ставят тире и поясняют: бунтарское, эксцентричное, максималистское.

Побывав на защите дипломных работ молодых режиссеров (КазНУИ, г. Астана), за всей кажущейся странностью изображения, атипичностью  формы находишь взрослую вдумчивость и рассудительность. Оно, то есть кино, несмотря на извиняющийся тон преподавателей (за грубость изобразительных высказываний и неформатность поднятых тем), выглядело самостоятельным, оформившимся ментальным существом, представляющим своего создателя. Будто маленькие зеркальца отражают суждения и чувства выпускников: Аяна Найзабекова (игровое кино), Сардора Салиходжаева (продюссерское кино) и Антона Головина (документальное кино). Сегодня кино молодых – это притча, метаморфоза и суждение.

 Притча

(«Отец», режиссер Аян Найзабеков)

 Современный кинопроцесс эпохи постмодерна, пускающий корни в разного рода жанры, и синтезирующий их в погоне за зрительским интересом всё чаще создает сложные комбинации. А такие философские его виды, как фильм-эссе, фильм-притча, проносящие в себе строгую форму и литературную основу, как правило, не доходят до широких экранов. Однако содержащие в себе четкое композиционное построение и стройность мысли, они, задавая зрителю вопросы, часто помогают понять, кто он есть.

«Отец» — это фильм-притча, рассказывающий о вечных отношениях отцов и детей. В частности картина повествует историю отца и сына. Линия отца с самого начала фильма обозначена музыкальным рефреном (песня группы«Дельфин»), являющимся лейтмотивом фильма, и четко выявляющим егоключевую тему  – единство отца и сына. Он же становится лакмусовым листком динамики отношений главных героев. От экспозиции фильма и до развязки музыкальный лейтмотив отражает гамму чувств сына: от полного неприятия до обретения сакрального смысла жизни и духовных отношений:  «мы обязательно встретимся». Звук, появляющийся в эпизоде с последующего, не столько предвосхищает события, сколько нивелирует прошедшее межкадровое время, создавая свою временную плоскость. Минимализм в изображении, размеренность темпо-ритма, естественность цвета картины подчеркивают простоту и лаконичность содержания — реальности, какая она есть.

Картина, построенная на ситуациях из современной жизни, вневременная и внепространственная, не только фабульно перекликается с притчами, но и, в целом, носит форму концентрированности событий. Сюжет построен на эскалации конфликтов: от неприятия песни и позиций делового характера к неприятию личного выбора. Здесь полупустое пространство кадра, абстрагированное от внешнего потока жизни, акцентирует внимание зрителя на духовном бытии главных героев, создавая маленькую модель вселенной. Акварельные облака и  горизонт с полупрозрачными деревьями – это внутренние ощущения и эмоции отца и сына, их макромиры, связанные вечной дорогой.

Стоит отметить, что картина имеет явную возможность перерасти в полнометражный проект. Сочетающий актуальность поднятых тем с их осмыслением фильм, с позиции стиля режиссера Аяна Найзабекова, который заключается в контексте реальности,  отличается эмоциональностью восприятия.

«Отец»- притча о единении душ.

 Метаморфоза

(«Келі», режиссер Сардор Салиходжаев)

Герой в современном казахском игровом кино, пожалуй, одна из самых противоречивых его составляющих. На сегодняшний день трансформация довела образ героя до двух его состояний: с одной стороны (в авторском кино) инертный, пассивный, бесцельный, с другой (в зрительском) архитипичный супергерой, брутальный, достигающий задачи любой ценой. Отечественные критики констатируют кризис героя. Альтернативу устоявшимся типам дают молодые кинематографисты.

В фильме Сардора Салиходжаева «Келi» камера будто выхватывает основные моменты жизни героя, выстраивая драматургию отношений с окружающим миром по гегелевскому способу. Доводя героя до высшей степени напряжения через последовательно возрастающие конфликтные сцены автор демонстрирует ключевой этап жизни: перерождение «лузера» в альфасамца. И если камера сначала лишь выхватывает фрагменты жизни героя, то в последствии она становится самим героем, передавая его восприятие мира, отношение к происходящему. Субъективность подчеркивает музыка, сначала доносящаяся из наушников, затем перерастающая в образ сознания. Песня «Feeling good» становится основным лейтмотивом: она берет на себя роль повествователя, и она контрапунктом проходит в моменты появления ключевого символа – остановки. Вместе звук и изображение создают трехфазную систему морального изменения героя.

Вообще, в драматургическом построении фильму свойственна трехмерность. Во-первых, три конфликта (ссора с начальником, авария, несостоявшееся свидание), приводящие героя к трем обрамляющим состояниям (пассивный-разбитый-перерожденный). Во-вторых, трехступенчатость звука (шум, ритм, мелодия). Камера неотступно следует за героем, в кульминационный момент, будто зритель следит за происходящим. Это самый сложный одноплановый элемент во всем фильме – самый долгий и наполненный сюрреальностью. Стоит отметить, что тактично режиссером решены необходимые в сюжетном построении сцены насилия, который автор метафорично представляет как театр теней, в котором герой из пешки упал до черного короля. Говорить о морали в этом фильме невозможно, так как картина «Келi» – это портрет современного молодого человека, извращенного стереотипами общества.

Владение Сардором Салиходжаевым, как своими непосредственно навыками продюсера – организатора и руководителя съемочного процесса, так и навыками кинорежиссера и оператора, делает картину не только образцом профессионального, но и авторского кино.

 Суждение

(«Другой», режиссер Антон Головин)

Современное казахское документальное кино – это кино юбилейных панегириков. К такому утверждению легко приходится после просмотра множества неигровых картин, выпускаемых как телеканалами, так и студией «Казахфильм». Отечественные исследователи кино и сами режиссеры уже констатировали кризис развития средств киноязыка в документалистике. А разработанные ранее, основные кисти инструментария документалиста в сочетании с поверхностным отношением большинства авторов превратились в набор клише. Но где тогда новое поколение режиссеров, способное трансформировать в глазах зрителя документальное кино от роли скучного и заполняющего эфир телеэкранов до захватывающего и трогающего душу?

Фильм Антона Головина «Другой» не является представителем документального кино в типичном его воплощении. Это фильм-эссе, в котором представлены суждения так называемого «маленького» человека. Мысли отнюдь не бытового характера способны воззвать зрителя к рассуждению о тонких материях души и представлениях её жизни. Интересно то, как режиссером преподносятся образы души, рая и ада. Автор будто преломляет образы данные героем сквозь призму собственных ощущений, используя устоявшиеся символы (время, ключ, свеча), но, при этом, позволяет проникнуть в мир интимных переживаний.

Имеющий четкую структуру, выстроенную по типу мира Данте, внутренний мир является плоскостью противоречащей реальности, пожалуй, по самому важному в кино – изображению. Но солью этого фильма является не столько мир переживаний, или сами суждения героя, которого мы, зрители, до самого кульминационного момента только слышим, сколько органическое и точное использование метода интервью в рамках идеи фильма. Остающийся таким далеким, проповедующим истину, голос через едва заметное изображение на экране монитора в странной комнате, приобретает очертания человека. Режиссер, до того погрузившийся в самую бездну сознания героя, теперь выводит его самого на экран. Владимир, инвалид, человек, поднимающий упавшие и задувающий потухшие свечи наших молитв и душ – это новый, другой герой документального кино. Тот, кто ставит перед всеми нами вопрос: что же делать? «Живи!» — отвечает режиссер.

В завершении о кризисе в документальном кино: темы исчерпаны, приемы избиты, герои неинтересны до тех пор, пока не увидишь искреннее и драгоценное на экране – человеческую душу. Кризис документального кино – это констатация атрофированности души режиссеров.