ЕВГЕНИЙ ЛУМПОВ.
Мое знакомство с фильмом Орсона Уэлса началось одновременно с учебой в университете. Тогда сокурсники обрушили на меня шквал хвалебных отзывов – ярких, но мало аргументированных.
Встреча с фильмом была отложена во избежание риска оценки с чужих слов. Позже, будучи по делам в Москве, я приобрел книгу известного режиссера и историка кино Питера Богдановича «Знакомьтесь, Орсон Уэлс», целиком построенную на интервью с Уэлсом.
Я прочел книгу. Ключевой темой, к которой сводились практически все беседы был фильм «Гражданин Кейн». Сам Уэлс говорил о нем спокойно, без фанатизма и самолюбования, и все попытки Богдановича «приклеить» к фильму тот или иной хвалебный эпитет сводил к шуткам. Для понимания происходящего, оставалось лишь посмотреть фильм.
Постараюсь изложить те впечатления сдержанно: фильм увлек, в первую очередь красотой изобразительного ряда (1-я же сцена со стеклянным шаром), потом затянул в историю, держал в заложниках и бросил в пламя финальной сцены, как в пламя жадного осмысления. Интеллектуальное тщеславие и творческий маргинализм приказывали не соглашаться с общим мнением, но рациональность и логика требовали признать очевидное – «Гражданин Кейн» ‒ сильнейший фильм. Этого не возможно признать с позиции зрителя, вскормленного сегодняшним Голливудом и клиповым монтажем. Но с точки зрения ценителя, уникальные достоинства фильма кажутся обнаженными до неприличия.
«Искусство – это сообщение чувства», ‒ писал в свое время Лев Толстой. Эту точку зрения я разделяя всегда. Искусство 20 века также утвердило важность апелляции к разуму, и эту аксиому я принял, придя в кино. Именно этот синтез воздействий на разум и чувства продемонстрировал Уэлс в «Гражданине Кейне». Методично прочитывая историю газетного магната, начинаешь чувствовать его время, его мир, и, в конечно счете, его самого. Начинаешь сопереживать. Эмпатия, особенно осознаваемая – это рефлекс приобретенный. Его, выражаясь словами Флобера, можно развить лишь путем «воспитания чувств». Воспитанием же разума занимается опыт. Именно отсутствие опыта столкновения с фильмами такого масштаба и вдохновляют писать о кино.
«Гражданина Кейна» хвалило и возвеличивало множество критиков. К счастью, повторить за ними слово в слово у меня не получится.
Я впечатлен техническим исполнением. Находки Уэлса и Толанда безоговорочно обогатили мировой киноопыт. Очевидно, что здесь, я, прежде всего, имею в виду и разработанный широкоугольный объектив, и декорации лишенные пола, и монтаж, образно говоря, преодолевающий пространство и время. Однако не менее важной является детально продуманная драматургия: новаторское повествование от 3-го лица, элемент «фильма в фильме», радиально-центробежная структура сюжета и вместе с тем центростремительная направленность тематики. Все это не просто увлекает пытливые умы, но и порой ставит в тупик даже таких мастеров киноведения, как госпожа Агафонова, не сумевшая, не смотря на все старания логики и геометрические построения, на 100% понять структурные взаимосвязи фильма. Вместо этого ею, да и другими теоретиками были сделаны весьма ценные заключения о драматургическом построении по типу бутона розы, о семиотической значимости светотеней в фильме и тонком символизме детальных планов. Нет смысла конкретизировать каждый тезис. В большинстве случаев справедливость утверждений очевидна. Интересно другое.
Интересно, что сам Уэлс ни разу не обмолвился, ни о чем подобном. На память сразу же приходит «пирамида Тарковского», у основания которой режиссер расположил видение зрителя, в середине – видение эксперта, а на вершине – понятность замысла режиссера. Мы видим многое, но не все. И уже по тому, какой неослабевающий интерес у зрителей и экспертов имеет «Гражданин Кейн», все эти десятилетия, можно говорить о силе этого фильма. В живописи подобным шедевром считают «Мону Лизу» Да Винчи и колдуют над ней неустанно сотни экспертов по всему миру. Но изменила ли «Джоконда» основы, технику портретной живописи? Нет. «Гражданин Кейн» и технически, и драматургически, и идейно раздвинул границы привычного мира кино, вдохновив ту же французскую новую волну, которая в 50-е годы устами Трюффо провозгласила важность и ценность авторского стиля в кино.
И раз уж в условиях капиталистического конвейера фабрики грез смог появиться авторский и новаторский фильм, то какое же какое же мощное наследие останется у родины кинематографа!
«Гражданин Кейн» силен не только по форме и содержанию. Он силен своим влиянием на мировой кинематограф, идейным воздействием на всякого мыслящего человека. Он вдохновляет, заставляет искать новые формы, изобразительные средства и верить в то, что не все снято, написано и запечатлено на холсте, что всегда можно шагнуть вперед, сказать, по Чехову, «необычно об обычном», найти искусство в себе. Фильм Уэлса оберегает от сомнений хрупкую веру в бесконечность настоящего искусства.
2013 г.
