Чёрно-белая картина «Каныш» Ерлана Нурмухамбетова с педагогическим мастерством Сатпаева рассказывает казахстанскому кинематографу, как глубоко этот кинематограф погрузился в плотные слои шаблонов и стандартов. Бурить их взялся Евгений Лумпов.
Собираясь на исторический фильм, созданный в Казахстане, можно безо всяких хрустальных шаров предсказать три вещи: идеального главного героя, въедливую однотипную музыку и Алтынай Ногербек в роли страдающей матери. «Каныш» Ерлана Нурмухамбетова с методичностью геолога размечает эту карту давно истоптанных земель, вдохновенно пытаясь найти на ней богатые места. Фильм идет к месторождению зрительской эмпатии, но раз за разом спотыкается о камни преткновения, давно лежащие на поверхности. Что ж, время собирать камни.
И начну я с самого главного валуна, который, как мне кажется, придавил если не все, то многие благие стремления создателей. Этот валун – главный герой – выдающийся учёный Каныш Сатпаев, роль которого исполнил певец Асет Есжан. Исполнил, прямо скажу, неплохо, притом что красок ему авторы на уровне сценария почти не выдали. Киношный Каныш Имантаевич всегда тверд, решителен, уверен и справедлив. Вот тут-то валун и припарковался. Следуя укоренившейся традиции, исторические деятели в казахском кино – это сплошь рыцари без страха и упрёка. Они не знают сомнений и внутренних терзаний, они не допускают ошибок и случайных промахов, их путь к заветной цели всегда преодолимо тернистый, но прямой как стрела батыра. «Каныш» ‒ не исключение. Он выписан, снят и сыгран по канонам идеологически верного советского фильма, даже ракурсы камеры (а она в фильме подлинно хороша!) часто веют теплой ностальгией по временам больших фильмов-портетов, в которых человек – это звучит гордо, а его слабости и недостатки недостойны упоминаний.
Каныш у Ерлана Нурмухамбетова и соавторов (А. Аменов, А. Рахметалиев) вышел именно таким – несокрушимым великаном, природная мощь которого будет сталкиваться по дороге на вершину с катящимися к подножью камнями истории. Непонимание властей, невозможность работать по собственному плану, семейные трагедии и, наконец, трагедия народа (фильм исследует биографию ученого в период голодомора) – все они разбиваются о могучую грудь. А ведь как много даже в этом куцем перечне поводов для препарирования души действительно большого человека! Сколько испытаний она вынесла, сколькими ранами кровоточила по дороге к заветным целям. Путь неравнодушного человека, подлинного патриота и творца – это всегда путь страхов и сомнений, путь проб и ошибок, взлётов и падений. Вспомните фильмы о выдающихся путешественниках и учёных – любого от Фиццкарральдо до Джона Нэша – их делает людьми, близкими каждому из нас, их уязвимость, их слабость и способность действовать ей вопреки.
Эта мысль закралась мне в голову почти сразу и буравила сознание на протяжении всего просмотра, пока не добралась до заветной жилы вывода: не фигура Сатпаева удерживает моё внимание, а та маниакальная настойчивость, с которой авторы разбивают об неё всё новые и новые колоссы на глиняных ногах. Но если беда не сбивает с ног, не оставляет шрамов и не тревожит по ночам, значит прошла она по касательной, просто плюхнулась камнем в воду и быстро утихла, разойдясь кругами по поверхности.
Между тем команду фильма можно от души поблагодарить за ужасающе-пронзительные сцены народного бедствия, решенные не за счет масштабов, но за счет точно подобранных иллюстраций. Где хорошо – там хорошо. Еще бы кадры хроники разместить в местах лирических отступлений, чтобы отступления эти (вроде долгой поездки героя в Баянаул в разгар голода) не смотрелись пусто и не создавали ритмические длинноты – вообще здорово было бы! Но хроника легла туда, где должны были лежать мысли героя, её то и дело сопровождали сухие факты, поданные беспристрастным закадровым голосом, не имеющим хозяина – все это регулярно разрушало динамику фильма, напоминающую глохнущий двигатель. Перезапускал её, естественно, главный герой.
Больше перезапускать в фильме некому. Формула «отказали – настоял – получилось» структурно подходит как под каждую сюжетную коллизию, так и под фильм в целом. Сатпаев – глыба и опора для всех. А кто опорой ему? А никто – и это второй камень преткновения.
Поставив главного героя на котурны, создатели фильма совсем забыли, что у Дон Кихота был Санчо Панса, а у Эдмунда Хиллари – Тенцинг Норгей. Никто из соратников Каныша Имантаевича в фильме не наделен не то что характером или возможностью совершать самостоятельные действия, но даже элементарными отличительными чертами. Особенно в этом ключе обидно за супругу Таисию. Сыгравшая её Анна Оразбаева была органична в слезах и молчании, неорганична в говорении и совершенно беспомощна в функциональности своего персонажа, поскольку авторы из боевой подруги выстругали стандартную подружку главного героя. Ничем Таисия Алексеевна не отличается и не запоминается, хотя линия «Тася – дети» могла бы стать одним из бурлаков всей образной системы фильма. На это открыто намекает потенциал сцен с участием малышей. Подобный подход авторов идет в разрез не только с системой развитого повествования, но и с крылатой фразой самого Сатпаева: «Среди казахов я, наверное, самый маленький. Мой народ выше меня». Иронично, что именно ею авторы заканчивают фильм, на всем протяжении которого они только и делали, что демонстрировали высоту Каныша и «маленькость» всех остальных.
Вполне возможно, что подобного перекоса удалось бы избежать, если фильм не впихивали в 1 час 30 минут – крайне скудный хронометраж для современных байопиков, то и дело штурмующих отметку в 3 часа. Как следствие – и это третий камень – за кадром остались и вспомогательные линии, и развитые характеры, и внутренний мир героя. При этом странным образом в хроне уместились необязательные длинноты безо всякой смысловой нагрузки, и даже биографические справки обо всех родных Каныша Имантаевича. Хотя куда логичнее было бы рассказать даже таким канцелярским способом об итогах труда Сатпаева в Джезказгане, подчеркнув общенациональную значимость и эффект этой работы – в самом фильме на это тоже не нашлось времени – большое дело просто состоялось, потому что пришло время сменить черную полосу белой. А потом даже цветной зачем-то, хотя ч/б эстетика весь фильм смотрелась вполне органично и не претендовала при этом на документальность и высоколобую изысканность.
Словом, управление выбранным хронометражем подвело команду, почва для познаний и размышлений вышла крайне неоднородной. В такой почве без геологического усердия ценных пород не разыщешь. А надо бы! Тем более что и биография героя, и техническое исполнение картины, и весьма деликатное отношение к сложному историческому материалу, продемонстрированное авторами – все это, безусловно, нужно записать в плюсы фильма, которые не дают ему увязнуть в минусах. Создателям удалось избежать излишней гиперболизации в демонстрации советской власти (есть даже положительный партиец Кржижановский!), ужасов голодомора; удалось уклониться от карикатурности и желчности. Градус пафоса в демонстрации главного героя это, конечно, нисколько не снизило, но, видимо, такова была исходная установка. А она, как оказалось, таилась отнюдь не в фильме.
Дело в том, что «Каныш» был собран из уже прошедшего по ТВ одноименного сериала. О мотивах такого хода можно только догадываться, но записывать подобный ход в оправдание слабостей фильма, разумеется, нельзя. Хотя бы потому, что из сериала вполне мог выйти фильм подольше, и может быть, это сняло бы часть вопросов и претензий.
Ведь не первый же заход совершает в этом направлении отечественная киноиндустрия. «Джамбула» помните? Те же вопросы, те же проблемы. Вообще, короткий забег в гугле оставляет ощущение, что подобный подход – это явление, укоренившееся в постсоветском кинематографе (плюсуем, например, «Граница. Таёжный роман» Митты), хотя и не им придуманное. Случались подобные эксперименты и на Западе («Июньский жук», например). Однако в западной практике все же чаще встретишь полнометражные фильмы, снятые в продолжение сериалов («Симпсоны», «Во все тяжкие» и др.). А в наших краях, очевидно, господствует принцип «не пропадать же добру». При этом гарантировать себе после первого уикенда аудиторию, сильно отличную от телевизионной, фильмы вроде «Каныша» вряд ли могут. (Здесь ему еще здорово «помогал» прокат, раздавая слоты сеансов так, чтобы кроме школьников и пенсионеров, свободных до вечера, никто в будний день фильм увидеть не успевал) Так зачем же они тогда нужны в кинотеатрах?
Думаю, затем же, зачем и любые другие фильмы, выходящие за рамки тойских комедий и дорогущих костюмированных глупостей. Экрану и зрителю нужны другие темы и другие герои, нужны другие истории, которые могли бы не только воспевать, но и вдохновлять, давать надежду. Экранный Сатпаев, хоть и соткан по лекалам батыров, все же уже не батыр, а интеллигент – это иная порода. Такие важны для расширения героической галереи отечественного кино. Главное найти возможность и говорить о них и с ними на языке свободного кинематографа. А так, у Довженко тоже случался «Мичурин», бывает. Наше ТВ и не такие темы ломало. Вот и с фильмом «Каныш» нашла коса на камень….
